
РОЖДЕНИЕ МИФА.
Историю моей жизни можно проследить, начиная с адреса, нацарапанного на спичечном коробке. Этот коробок вёл мою мать к месту, где она надеялась окончить свой поиск длиною в жизнь. В её распоряжении не было ни контактного телефона, ни имени. Опустились сумерки и Нью-Йорк опустел. Некого спросить и не от кого ждать подсказки. После того, как она четырежды прошла туда-обратно всю улицу, она остановилась перед единственным зданием, на котором не было номера. Металлическое крыльцо было усыпано битым стеклом. Вместо панели со светящимися кнопками звонков – пять перекрученных проводов, торчащих из кирпича в стене. Дверь была не заперта и отворилась, стоило только к ней прикоснуться.
Она взглянула наверх. Облачённый в традиционный индийский наряд (светло-синие дхоти и такого же цвета курту), сияя своей золотистой кожей, Гуру, казалось, излучал поток света, льющегося вниз по лестничному маршу.
Она начала свои поиски духовного становления тогда, когда сбежала из Чикаго с первым бой-френдом, оставив своего агрессивного отца-алкоголика, который любил переодеваться в женское платье. В своих страстных устремлениях поиска духовной жизни, она скиталась по Сан-Франциско – городу, где сходятся все стези альтернативных духовных учений. Она преклоняла колени, предаваясь безмолвному дзадзэну в храмах дзэна, она танцевала и кружилась с суфийскими мистиками, она тихо рефлексировала в Молитвенных Домах квакеров, она хлопала в ладони и пела речитативом в храме Харе Кришна. Однако всё это, включая мистические озарения, казалось слишком формальным и механическим, напоминая ей о днях, проведённых в католической школе. Однажды она прочла, что гуру появляется тогда, когда готов ученик.
И вот – он стоит перед ней, этажом выше, облокотившись о перила лестничной площадки. Он стоит так, будто ожидал её на протяжении всей жизни. Почему она добиралась так долго? И как она может попусту тратить хоть одну минуту тогда, когда гуру наконец-то появился? В этот момент она приняла решение: вверить ему всю себя. Этот гуру являл собой ответ на все её вопросы и поиски. Казалось, что он знает её, и что он сможет заполнить собой все зияющие внутри её пустоты.
Он подал ей знак следовать за ним, и они прошли в его квартиру, наполненную гостями, молча сидящими на голом деревянном полу. Сквозь клубы сандаловых благовоний он велел ей сесть рядом с юным хиппи – босоногим и потным. После нескольких часов безмолвной медитации Гуру заявил, что если она хочет «прыгнуть в океан духовности», то ей следует выйти замуж за этого длинноволосого человека.
Так, согласно рассказу матери, она встретила моего отца.
Бродяжка-блондин – мой отец, также был у Шри Чинмоя впервые. Он приехал из Йельского университета, где учился на выпускном курсе факультета философии. Он родился в лагере беженцев, расположенном в немецком городе Аугсбург. Его родители бежали из Эстонии, когда сталинские войска оккупировали их родину. Семья моего отца эмигрировала в США и осела в городе Бисмарк, расположенном в Северной Дакоте. Разочарованный жизнью в Бисмарке, мой отец, будучи подростком, употреблял наркотики вперемешку со священными письменами на санскрите, ездил от коммуны к коммуне и от церкви к церкви в поисках ответа на вопрос о смысле всего сущего. Его завораживала древняя концепция аскетизма.
Прибыв в Йель, он начал свой персональный интенсивный курс превращения в садхаку, который включал в себя отказ от привязанности ко всему материальному. Он приветствовал лишения и самоотрицание в качестве важных шагов, направленных на укрепление внутренней силы. Частично его духовная практика заключалась в расхаживании, даже зимой, босиком по общежитию. Согласно рассказу моего отца, в тот вечер он пришёл к Шри Чинмою, чтобы дать обет целибата и стать монахом-санньясином.
Менее всего он ожидал, что встретит в тот вечер свою жену и пасынка.
Когда Гуру, возложив руки на их лбы, благословил обоих, они почувствовали, как течение тёплой реки пронзило их, пробуждая чувства. Закрыв глаза, Гуру что-то речитативом читал на санскрите, и его слова звучали так знакомо в этой комнате, наполненной спёртым воздухом и дымкой благовоний. Он оценил их внутренние устремления и пригласил взойти на борт «золотого челна, который доставит их к золотому берегу Запредельного, минуя океан невежества». Мои родители порядком устали, вычерчивая собственные траектории движения, а гарантия безопасного трансфера на золотой берег Запредельного казалась совсем не той вещью, которую хотелось проворонить. Казалось, что в арсенале этого простого и скромного гуру отсутствуют протокольные уловки, ловушки прибыли и приманки прозелитизма – то есть всё то, что в избытке имеется в прочих религиозных группах. Небольшой круг преданных последователей, ведомых мудрецом – вот в чём заключалось отличие. Это было в точности то, чего жаждали мои родители. Хотя ни у отца, ни у матери до этого не было желания вступить в брак, они были полностью очарованы идеей совместной жизни с Гуру. И они склонили головы, принимая мудрость Гуру.
Так в этот вечер мои родители стали учениками Шри Чинмоя.
Почти сразу после того, как родители стали полноправными учениками, Гуру преобразовал свой маленький неформальный кружок медитации в структурированную организацию. Поскольку Гуру хотел, чтобы приоритетом для всех его учеников был духовный рост, он предписал особый образ жизни, который обеспечивал бы кратчайшую дорогу к самосовершенствованию. Он запретил любую, на его взгляд опасную, деятельность. Были запрещены: алкоголь, кофеин, курение, наркотики, телевидение, радио, кино, музыка, газеты, журналы, мясо, танцы, домашние животные, а также книги, автором которых был не сам Гуру. Кроме того, все ученики должны были оставаться холостыми. По словам Гуру, в традиционных семьях возникают ссоры и неурядицы, которые, в лучшем случае становятся помехой на пути к просветлению, а в худшем и в более частом случае – приводят к катастрофе.
Были, впрочем, и некоторые исключения. Гуру давал добро на заключение особых союзов, которые он называл «небесными супружествами». Гуру сочетал браком некоторое количество новых учеников, взяв с них обещание придерживаться целибата. В 1969 году, вскоре после «небесного супружества» родителей, моя мать забеременела, таким образом, явно нарушив политику, проводимую Гуру. Проблема беременности моей матери тут же посеяла смуту противоречия в рядах новобрачных, которые по сути всё ещё являлись друг для друга незнакомцами. Они были сбиты с толку, но стеснялись признаться Гуру.
Гуру отчитал моих родителей за их «приземлённость» и за то, что они пошли на поводу у «сил нижнего витала» (lower-vital forces), которые в состоянии растоптать все их духовные устремления. Мои подавленные родители обратились к Гуру с мольбой о прощении, истолковывая свой проступок как результат слабости, а не умышленного неподчинения. В конечном счете, им удалось воззвать к безграничному состраданию Гуру. Он обратился к «Суприму» (Supreme — слово, которое Чинмой употреблял вместо слова «бог») и сообщил моим родителям, что Суприм был настолько тронут молитвами Гуру, что позволил придать эпизоду «приземлённости» значение духовной благодати. Затем Гуру объявил, что вошёл в контакт с «высшими небесами» и договорился о том, что одна выдающаяся душа инкарнируется в теле избранного ученика. Мои благодарные родители дали клятву больше никогда не идти на поводу у «сил нижнего витала», и обновили своё обещание не попадать в «семейные ловушки», дабы беспрепятственно продвигаться по дороге духовного развития. Они понимали – единственное, что удерживает их вместе – это Гуру и только Гуру. Он был фундаментом их брака и жизней.
Подобно тому, как в великих религиях имеются истории, призванные давать ответы на вопросы, не имеющие ответов, объяснять необъяснимое и осознавать неосознаваемое, — такая история была и у Гуру. Его историей была я – чудо-ребёнок. История Центра Шри Чинмоя, которая скромно началась в 1964 году и продолжается до наших дней, насчитывает 7000 последователей по всему миру и сотни тысяч бывших учеников. В истории Центра Шри Чинмоя, я, согласно легенде, рассказанной Гуру (а затем многократно повторённой его адептами) была единственной душой, которую он лично отобрал и пригласил для инкарнации в своём земном царстве. Хотя моё рождение и не было объявлено результатом непорочного зачатия, он провозгласил, что я спустилась с «высших небес» для того, чтобы стать образцовым учеником. Как Ананда для Будды, как Пётр для Иисуса, как Лакшмана для Рамы — так и я должна была стать преданным жертвенным существом, самоотверженным и неутомимым, безоговорочно служащим своему господину.
Миф о моём рождении был одной из самых любимых историй, рассказываемых Гуру на протяжении многих лет. Хотя он и претерпевал (в зависимости от настроения) незначительные изменения, стандартная версия такова: в 6:01 тёплым сентябрьским утром 1970 года моя душа вошла в этот мир, приземлившись в одной из больниц штата Коннектикут. Моя обессиленная мать радостно улыбнулась и крепко прижала меня к своей груди. В это время мой отец находился на парковке, ожидая Гуру. Как только Гуру был доставлен из Нью-Йорка, он тут же, в сопровождении моего отца, проследовал в родильное отделение.
По словам Гуру, мой первый даршан — официальное благословение, состоялось через час после моего рождения. Гуру подошёл к окну и увидел меня. Я, как и все новорожденные, спала. Гуру принёс с собой моё имя. В восточной традиции духовное имя означает новую жизнь, новую личность. Моей матери — Кэтлин, Гуру дал имя Самарпана, а моего отца, названного при рождении Тонис, он переименовал в Рудру. Мои родители никогда не рассматривали возможность самостоятельно дать мне имя. Я принадлежала Гуру. Он выбрал имя – Джаянти, что означает «полная победа высочайшего Суприма».
Гуру начал медитировать на меня, посылая внутренний приказ проснуться и отреагировать на его присутствие. Я продолжала спать. Это был мой первый акт неповиновения. Гуру снова сконцентрировался, пытаясь растормошить меня, но я никак не отреагировала. Чувствуя разочарование, он обратился к моей душе: «Так вот, значит, какова твоя благодарность? Я специально отобрал тебя на высших небесах, чтобы ты была на земле рядом со мной — и вот как ты благодаришь меня? Ты не признаёшь своего Гуру? Э-э-э!» На этих словах я выпрямила пальцы, сложила руки в знак приветственного пранама, открыла глаза и слегка преклонила голову. Это был момент совершенства. Это был акт безоговорочного признания победы Гуру, бхакти в её чистом виде. Чудо свершилось. Это была моя первая проверка, я выдержала её, укрепив свой статус и свои узы.
Первые полгода жизни я не покидала пределы жилища, поскольку Гуру объяснил моей матери, что моя особенная, ослепительно прекрасная душа, нуждается в надёжном убежище до тех пор, пока не привыкнет к вибрациям этого хаотического мира. Моя мать повиновалась, не задав ни единого вопроса. Это было обязательным требованием, выдвигаемым к преданному ученику: повинуйся, безоговорочно служи Гуру. За это он гарантированно доставит ученика к золотому берегу совершенства.
Все мои детские воспоминания сводятся к тому, как я пыталась подчиниться и угодить Гуру. Самое раннее воспоминание относится к вечеринке по поводу моего третьего дня рождения. В тот вечер медитация проходила в доме ученика, который жил в нескольких кварталах от дома Гуру. Мать нарядила меня в сари светло-синего цвета – это был любимый цвет Гуру. Сари – обязательная форма для медитации – представляло собой полосу ткани длиною 5,5 метров, которая благопристойно покрывала всё тело. Если всё сделано верно, то сари образует богоподобный силуэт. Ученики носили самые разнообразные сари. Носили они и шёлковые сари, подобные переливающимся всеми цветами радуги драгоценным камням, которые напоминали роскошно вышагивающего павлина. Носили они и белоснежные хлопковые одеяния, напоминающие о монашеской аскезе. Перед моей матерью стояла непростая задача – запеленать меня, крутящуюся и брыкающуюся, в пятиметровый кусок синего скользкого полиэстера. Хотя мать предусмотрительно пришпилила это божественное одеяние булавками к нижней юбке, мои ноги всё равно запутывали в складках. Гуру пригласил меня в комнату, где уже дожидался торт, испечённый по случаю моего дня рождения. Торт был размером с автобусное колесо. Он был украшен сахарной глазурью, кремовыми розочками и тремя толстыми свечами. Я прошагала к торту, горя от желания задуть свечи. Но, как и перед любым делом, сперва следовало помедитировать. Гуру жестом указал мне встать перед ним.
Я принялась егозить. Я слышала, как пламя свечей лижет воздух, а затем увидела, как таяли свечи, и розовый воск смешивается с глазурью. Мне необходимо было добраться до этих свечей. Мне необходимо было лизнуть эти кремовые розочки, но я была в западне. Он всё ещё не закончил. Я всё ещё не получила должное благословение. Левой рукой он вцепился в мои сложенные руки, зафиксировал их, а затем положил свою правую руку на мою голову, полностью покрывая её. Затем он с ещё большей силой надавил на мою голову, как бы убеждая посредством силы – его любовь лучше принять по-хорошему. Я стала вырываться, пытаясь развернуть голову в сторону моей матери. Я была очень обеспокоена. Люди за моей спиной хихикали, ахали да охали, а свечи тем времени всё таяли и таяли. Гуру развернул меня лицом к себе. Благословение состоялось.
Наконец, расплывшись в широкой улыбке, он изрёк: «Хороши девочка, Джаянти, ты хороши девочка». Он отпустил меня, а я, всё ещё под впечатлением от благословения, сделала шаг назад, и снова оглянулась в поисках матери. Я увидела её, и это было для меня облегчением. Она широко улыбалась, а на глазах выступили слёзы радости. Мне всегда становилось легче, если я видела мать. Сложив вместе ладони, она подсказала последовать её примеру. Я так и сделала. Я сомкнула ладони и встала у торта. Затем я взглянула на отца и на брата. Отец возился с камерой, заглядывая в её глазок, словно рассматривал собственное отображение. Мой шестилетний брат Кетан сидел, обхватив руками колени, и пристально смотрел на меня. Он ненавидел все дни рождения, кроме своего собственного.
Наконец-то пришло время великого события – пора штурмовать сахарную крепость. Размер торта был таков, что я не могла достаточно приблизиться для того, чтобы задуть свечи. Я сделала слабый выдох, но ничего не произошло. Я посмотрела на Гуру, в ожидании инструкций. У него всегда находились инструкции.
«Дуть, хороши девочка. Фух-фух! Дуть сильно»
Я попыталась ещё раз. Безрезультатно. Я не хотела разочаровывать Гуру. Разочаровать Гуру означало, что он не будет мне улыбаться, а вместе с ним — и мои родители. Снова за спиной хихиканье, охи да ахи. Я выдула весь воздух, что был во мне. Но так ничего и не произошло.
«Ой», — сказал Гуру, — «она не моги. Её мама, ходить-помогать». Гуру переключился на чтение какой-то записки.
Я потерпела неудачу. Мои глаза наполнились слезами. Гуру больше не глядел в мою сторону.
Моя мать поднялась, как всегда в готовности принести себя в жертву во имя семьи, но в этот же момент, безо всякого приглашения, выскочил мой брат Кетан. Он вбил свой кулак в открытку с поздравлениями, адресованными «любимой Джаянти», и задул мои свечи. Он выиграл.
«Ой», — сказал Гуру, обращаясь к хаосу, простирающемуся перед ним.
С Днём Рождения.
* * *
Источник:
www.jayantitamm.com/Links/excerpt.html
Перевод Ра, 2010.
Критика и распространение – ОК.